Горький сахар Сум: рафинадный завод разбирают на кирпичи и металлолом

Когда-то градообразующее предприятие – Павловский (впоследствии Краснозвезденский, теперь Сумской) рафинадный завод – сегодня разбирают на кирпичи и металлолом

Первый цех разобрали на металлом, когда в городе строился стадион «Юбилейный», а от предпринимателей требовали активного участия в его финансировании. Потом владельцы завода заработали на сдаче рельсов бывшей железной дороги и отработавшем оборудовании. В последний год завод разрушают особенно жестоко. Под снос пошли здания производственных помещений, построенных еще при Харитоненко. На месте разрушенных зданий еще можно найти целые кирпичи с маркировкой «И.Х.». Несмотря на столетнюю службу, они довольно хорошо сохранились. Востребованной сегодня остается в основном железная арматура, которую отбойными молотками выковыривают из столетних бетонных глыб.

Из уцелевших помещений завода – только проходная и непримечательные здания складских помещений. В рабочий день на территории завода – как в зоне отчуждения. Людей нет, стаями ходят бродячие собаки, а вокруг – только руины и поросшие сорняками асфальтные дорожки. Грязные двери проходной не закрыты, в небольшой, не заставленной мебелью каморке дежурит сторож. Затертое красное кресло, деревянный стол и старенький обогреватель – это все, что осталось от когда-то оживленной проходной завода. Большинство кабинетов центрального здания СРЗ закрыты, на них остались таблички «Главный бухгалтер», «Приемная» – только за ними уже давно никто не работает. И только в конце темного коридора административного здания в небольшой комнатке, освещенной тусклым светом, за горой папок и бумаг копошится женщина-сотрудник бухгалтерии – единственный коллега сторожа на проходной.

В воспоминаниях рабочих это предприятие по-прежнему процветающий гигант – уникальный завод, с которым связано много воспоминаний.

Времена Харитоненко

Живых современников основателей завода – семьи Харитоненко, конечно же, не осталось. Но память о жизни своих предков сохранили их внуки. Один из них – предприниматель Анатолий Бойко, который до сих пор живет в старом дедовском доме на ул. Рубежной. Его прадед Петр Емельянович Семерня работал мастером по качеству сахара на Павловском рафинадном заводе. «У него был уникальный дар – он мог по звуку метровой сахарной головки определять ее готовность. За это его очень ценил Иван Харитоненко, да и сам прадед с любовью отзывался о своем хозяине. Ему предлагали уехать в Канаду, но он предпочел остаться в Сумах. Отношение к служащим (а мой прадед был не простым рабочим) при Харитоненко было очень хорошим. Два раза в год они получали жалование – шесть свертков по десять золотых монет. И этого хватало, чтобы обеспечить большую семью. У моего прадеда было шестеро детей, а его супруга ни одного дня не работала, – вспоминает Анатолий Бойко. – Родные рассказывали, что деревянный рафинадный завод Харитоненко поджег сам, поскольку он был не нужен, к тому же его застраховали на приличную сумму в швейцарских банках. Моей бабке тогда было лет шесть. И она вспоминала, как тогда с куклой в ее рост она вышла на крыльцо дома. Над крышей ее дома пролетали раскаленные листы железа. О безопасности позаботились заранее: у каждого дома служащих установили подводы с водой, и рабочие с ведрами поливали крыши. Завод восстановили очень быстро. Всего за восемь месяцев он продолжил работу в полном объеме».
Как Харитоненко заботились о городе, можно и сегодня видеть по сохранившимся зданиям детской больницы Св. Зинаиды, пансиона благородных девиц на ул. Троицкой, кадетском корпусе на ул. Кондратьева. По словам очевидцев, сахарозаводчики очень беспокоились о природе. Внук из пересказов своей бабки вспоминает: «Поскольку прадед отвечал за качество, он внимание уделял и воде, и сырью, и конечному продукту. Однажды в газете вышла заметка о том, что Павловский рафинадный завод загрязняет реку Псел. Харитоненко не стал требовать опровержений или вступать в баталии – он привез на тепляк лебедей. А, как известно, эти птицы не будут жить в грязной воде. И до прихода Красной армии на тепляке жили эти благородные птицы. Харитоненко сделал очень много для своих людей, для города, для завода. Он завещал любить город. И очень жаль, что последние слова этого великого человека у нас не выполняют. Я уверен, что завод начал разрушаться не во время независимости Украины, а после того, как умер последний Харитоненко – настоящий хозяин, любивший свое детище – завод». После прадеда на Павловском рафинадном заводе работал еще дед Анатолия Бойко. Выдающихся способностей своего отца он не унаследовал, поэтому служил в бухгалтерии.

В Советском Союзе

При советской власти Павловский рафинадный завод переименовали в Краснозвезденский. В военное время он ни разу не останавливался, все время работал по своему профилю, фасуя сахар. Очевидцы вспоминают, что при немцах зарплаты у рабочих были в три раза выше, чем при коммунистах. Власть менялась, а завод продолжал наращивать мощности и удерживать лидирующие позиции. «Я попала на рафинадный завод в 60-х гг. Точной даты уже и не вспомню. Я жила тогда в селе, а чтобы попасть на работу на завод, нужно было иметь хорошие рекомендации. Один мой односельчанин за меня поручился, и я несколько лет проработала в горячем цеху. Работа была тяжелой, но зато какая тогда жизнь у молодежи в городе была», – вспоминает 80-летняя Екатерина Евдокимовна Клавкина.

Стахановские темпы, пятилетние планы и нормативы – это будни рафинадного завода в 70-80-е гг. Собственно тогда после училища в Тростянце на завод пришла работать моя мама – Вера Ивановна Гончарук. И осталась на нем на 30 лет, до самого его банкротства. Завод работал в несколько смен, сахар постоянно отгружался, лучших передовиков награждали. Жизнь на заводе бурлила, вспоминает она: «Я попала в картонажный цех, поскольку мне тогда было всего 17 лет. Непосредственно на производство рафинада «малолеток» не брали. Тогда было хорошо. Сахар отправляли по всему Советскому Союзу. У нас было все – работа, хорошая зарплата, нам давали путевки, награждали за успехи. Жизнь была беззаботной и обеспеченной. А вот с началом девяностых завод стал разрушаться. Начали сокращаться смены, зарплату выдавали сахаром, и завод постепенно вырезали на металл». Эту историю мы переживали всей семьей. Старое здание с мраморными ступеньками на ул. Привокзальной, где за службу моим родителям выдали квартиру, со временем превратилось в современный жилой дом. От былой заводской архитектуры остались разве только окна на лестничных клетках и желтый цвет фасадов. Так и завод: остались одни рожки из арматуры да кирпичные ножки.

Каток независимости

Год провозглашения независимости для рафинадного завода стал роковым. Завод переименовали из Краснозвезденского в Сумской рафинадный. Рабочие вспоминают, что сначала предприятие останавливали на два, потом на три и четыре месяца. Начались перебои с поставками сырья. А дальше и вовсе ситуация ухудшилась. Зарплату выдавали мешками сахара. Самая видимая часть разрушения – распиливание на металл и кирпичи – началась с передачей завода из собственности государства в частные руки. Это 2006 г. За бортом «катка» независимости остались в первую очередь акционеры завода. После торгов главным акционером стал частник, и все вопросы он решал в рамках своих частных интересов. «По закону завод в течение трех лет должен был сохранять свой профиль. Чисто формально он действительно соблюдался. Завод работал на давальческом сырье и прессовал сахар-песок в кубики. Мы даже разрабатывали новые обложки, чтобы привлекать покупателей, хотели запустить детскую линию цветного рафинада. Дальше завод объявили банкротом, и все акционеры оказались за бортом. Если завод режут на металл, а у тебя нет контрольного пакета акций, то к деньгам за него ты не имеешь отношения. Деньги за весь этот металл получит исключительно один-единственный главный акционер. Для мелких акционеров их акции – это простые бумажки, фикция, не имеющая никакой ценности», – объясняет один из главных бухгалтеров завода времен независимости Наталия Ващенко.
Акционеры остались в стороне. Город лишился гиганта пищевой промышленности. Здания завода так и не попали в перечень объектов, которые охраняются законом,и их беспощадно рушат.

Экспозиция рафинадного завода, которая действовала на его территории, как таковая тоже не сохранилась. Часть экспонатов сахарного музея попала в краеведческий музей, еще часть затерялась в частных коллекциях. Последние воспоминания о заводе сохранят разве только потомки рабочих и немногочисленные архивные фотографии.