День цветения кактусов

Женщиной Недоплетов не был никогда. Поэтому к 8 Марта готовился как и все мужики — по способностям изобретательно и по возможностям щедро. Торт, цветы, витиеватый комплимент для любимой и выбритая, смазанная подаренным к 23-му лосьоном физиономия — все это было готово к бою еще накануне ежегодной акции женопоклонства. И бой грянул. Он не оставлял даже возможности притвориться убитым или дезертиром, потому что таких, как Недоплетов, женщины видят насквозь, будто пустое место.

Женщины в коллективе попадались вполне даже ничего, но двух главных за глаза звали Завша и Замша. Не очень благозвучно, зато в соответствии со штатным расписанием.

«Игоречек, зайдите ко мне!» — атаковала Замша на рассвете, за минуту до начала рабочего дня. Недоплетов повиновался, предвидя нехорошее от фамильярного обращения «Игоречек». «О, это мне! — простонала Замша с утвердительной интонацией, ухватив букет, который неосторожно выглядывал из недоплетовского портфеля. — Вы, Игоречек, рыцарь, что в данный момент очень кстати.

Представляете, Валькирия Ивановна в такой день и на больничном!» Оказалось, что заведующая Валькирия вчера оставила всю прическу в фирменном салоне красоты. Она, разумеется, этого так не оставит, но пока сидит дома и поглощает валерьянку, а врачи-фирмачи из платной поликлиники спорят о диагнозе: «стресс на почве облысения» или «облысение на почве стресса». Шарлатаны все, аферисты и коновалы! В связи с этим от Недоплетова требовалось сбегать на рынок за цитрусовыми — потом возместят, ключ от сейфа у Валькирии Ивановны — и вместе с Замшей идти выражать соболезнования от коллектива, но при этом не вздумать хихикнуть.

Отсострадав, Недоплетов захотел чего-нибудь хорошего для себя, вроде кофе с чебуреком в любимом кафетерии. Но не было суждено. «Как раз ты мне и нужен! — прокричала в самый мозг бывшая одноклассница и стабильно-гениальная поэтесса Феминицкая. — Ты же где-то в печатных органах, а у меня как раз весенний цикл созрел!» Феминицкая опустилась всеми формами на портфель с тортом «Киевский» и задекламировала цикл, зажмурившись, будто детсадовский вундеркинд на утреннике: «Ландыш повылазил, пронеслась гроза…» «Задоились куры, занеслась коза», — предположил следующую строку Недоплетов и обратился в бегство. Нервную рысь прервал друг и художник-многостаночник Слонищев-Блинский: «За подарком для своей бежишь? Считай, что уже нашел! На вот, смотри, трогай и приобретай со скидкой!

Эксклюзивное растение — кактус. Цветет раз в пятьдесят лет, зато дождешься — спасибо скажешь. Меня теща наделила вместо картошки и сала, а в маршрутку с ним не пускают!» Недоплетов хотел почетче сформулировать отказ, но Слонищев-Блинский был тверд. Он предложил усыновить растение бесплатно. Более того, готов был в придачу угостить за тещино здоровье и вообще за милых дам. Маэстро Блинский был универсалом. Он рисовал солидные вывески, эротическую рекламу, степенных покойников на граните и мраморе и возмутительно похожие шаржи на кого угодно.

Изобразить бутылку водки для него было невинной шалостью художника. Вторую — тоже. Потом появились какие-то женщины, в меру пожилые, но наглые, как пэтэушницы. Недоплетова называли мужчинкой. Лезли брататься и приглашали проводить себя домой на такси.

Избежав столь печальной участи, Недоплетов достиг родного подъезда. Окна квартиры светились, обещая скандал с последующим бойкотом. У подъезда топтался нетрезвый мужик со следами посторонней помады на ушах. В портфеле его лежал, ожидая восторгов, торт «Киевский в смятку». С утра заготовленный высокохудожественный комплимент безнадежно застрял в извилинах и не желал вспоминаться. Только зеленый, небритый, скрюченный восьмеркой приблудный кактус проявил мужскую солидарность и без предупреждения зацвел. Убедительно и не по-здешнему красиво, как в мексиканском сериале. Идти домой Недоплетову стало нестрашно.