Боец из Сум стал 500-м освобожденным

О том, что у них в плену находится внук Героя Советского Союза Юрия Петровича Смирнова, сепаратисты узнали от руководителя Центра освобождения пленных Владимира Рубана. Именно генерал-полковнику удалось убедить боевиков выпустить 22-летнего сумчанина Юрия Смирнова не на условиях обмена, а как дань памяти участникам Великой Отечественной войны. Боевики пошли навстречу. Правда, перед тем как отпустить, украинского офицера долго уговаривали перейти на сторону сепаратистов. С Юрием лично беседовал «министр обороны «ДНР» Кононов.
Некоторые издания, узнав фамилию освобожденного бойца, ошибочно приписали родство с ним другому герою Великой Отечественной войны Юрию Васильевичу Смирнову. Информации в Интернете о Юрином дедушке нет. Потому что звание ему присвоили… посмертно, хотя и дожил Юрий Петрович до 82 лет. «ФАКТЫ» разобрались в этой запутанной истории.
«Отец так всю жизнь и представлялся: «Герой Советского Союза, посмертно»
Львовскую академию Сухопутных войск имени Петра Сагайдачного 21-летний лейтенант Юрий Смирнов окончил 21 июня 2014 года. Ровно 73 года назад, в 1941-м, его дед, 20-летний лейтенант Юрий Смирнов, стал выпускником Киевского танкового военного училища. Юрий Петрович рассказывал внуку, что курсантов не отпустили по домам, оставили ночевать в казарме. Ночью, услышав сигнал тревоги, успел подумать: «Учебная. Пусть бегут салаги». Но уже через несколько минут все узнали, что началась война. Так и не отпраздновав выпускной, молодые танкисты ушли защищать Родину.
Первое крупное танковое сражение, в котором Юрий Петрович Смирнов принял участие, произошло под Ленинградом. Он был ранен, но чудом, с осколком под сердцем, остался жив.

*Юрий Петрович Смирнов в 22 года стал Героем Советского Союза
Вторая битва была под Сталинградом. Танк Смирнова сгорел. Юрий получил тяжелые ожоги, но выжил. Третье крупное сражение было на Курской дуге. Во время боя под Прохоровкой 3-я танковая рота 36-го танкового полка, которой командовал старший лейтенант Смирнов, прорвалась в тыл к противнику. Многие видели, как машина Смирнова взорвалась. А то, что танкисты успели выскочить за секунду до взрыва, было скрыто дымовой завесой. Офицер, раненный в ногу, попал в плен. Командование посчитало, что Юрий Смирнов заживо сгорел в танке. Звезду Героя Советского Союза ему присвоили посмертно. В наградном листе от 15 июля 1943 года так и записано: «За боевой подвиг на Орловско-Курской дуге лейтенанта Смирнова представить к званию Героя Советского Союза посмертно. Погиб, ведя огонь из горящего танка».
— Отец так всю жизнь и представлялся: «Герой Советского Союза, посмертно», — улыбается Игорь Смирнов, отец Юрия, освобожденного из плена сепаратистов. — Юрий Петрович прошел войну с первого до последнего дня. Получил четыре ранения. У него все тело было в шрамах. И осколок под сердцем. Так с этим осколком отец прожил до 82 лет. Как ни пытались медики его извлечь, не смогли. Но боевой он был такой, что куда нам, молодым. В 75 лет забирался на 25-метровую черешню. Мы боялись туда лазить, а он ловко собирал ягоду в четырехлитровую кастрюлю. Точно говорят: кого хоронят при жизни, тот будет жить долго… О том, что он Герой Советского Союза, отец узнал только в 1970 году. К нам домой пришли пионеры-следопыты и принесли наградной посмертный лист. Такая вот история. Юрий Петрович прожил непростую, но яркую жизнь. И даже, можно сказать, с того света помог внуку.
Внук Юрий внешне очень похож на деда. Но на этом сходство не заканчивается. В 22 года Юрию Смирнову-старшему присвоили звание Героя Советского Союза, а внуку в этом же возрасте пришлось доказывать верность присяге и силу духа. Юрию-младшему, единственному из всех захваченных в плен командиров блокпостов, удалось сохранить жизнь своим бойцам.
— Мы попали в плен в День независимости Украины, — говорит лейтенант Юрий Смирнов. — Я был в составе 55-й отдельной артиллерийской бригады. Мы стояли в семи километрах от Моспино, под Иловайском. Я командовал взводом. Сразу после выпуска нас послали на полигон, а уже через две недели мы были в зоне АТО. Так что 22 года мне исполнилось уже на передовой. А командовать пришлось 30—40-летними мужчинами.
В тот день, 24 августа, на нашу радиочастоту вышли россияне. Обманув, сказали, что сейчас на блокпост подойдут наши ребята. Затем с тыла на БМД (боевая машина десанта) подъехали человек сто. Это явно были регулярные части — все в одинаковой форме, с военной выправкой. Я засомневался, чьи это войска, приказал своим ребятам отходить в «зеленку». Потом к нам, прикрываясь заложником, подошли люди без опознавательных знаков и открыли огонь. На расстоянии метра от меня стоял офицер. Я это понял по тому, что у него был пистолет. Офицер начал стрелять, пули свистели вокруг нас. Было видно, что он это делает от страха, у него в глазах был страх. Я же сохранял спокойствие. Знал, что отвечаю не только за себя, но и за подчиненных. Ребята могли открыть огонь по моей команде. Но было понятно: мы убьем нескольких, а они положат нас всех.
Самое страшное на войне — это умереть зря. И я стал кричать на противника. Хотел задавить психологически. Потом солдаты мне сказали: орал так, что россияне растерялись. Я хотел показать, что не боимся, кричал, что мы на своей земле, а они даже не знают, где находятся. И это правда. Когда они к нам подошли, то спросили: «Вы воюете против украинской армии?» Я ответил: «Мы и есть украинская армия».
Под дулами автоматов нас погрузили в машину. В ней, вместе с другими захваченными бойцами, возили два дня. Меня вызвал их командир и показал на провод, который шел от нашего блокпоста в другую часть. «Куда он ведет?» — спросил. Я обозначил на карте координаты, на три километра левее настоящих. Военные сразу же развернули гаубицу и выпустили туда десяток снарядов.

*Юрию Смирнову-младшему в 22 года пришлось доказывать верность присяге и силу духа
«В плену нам давали кашу и кусок хлеба. Когда человек голоден, он рад любой еде»
— Нас отвезли в Донецк, поместили в бывшем архиве СБУ Донецка, — продолжает Юрий. — Повели на допрос. Они уже знали, что я артразведчик, за это меня избили. Их было трое: один стоял с автоматом, двое по очереди избивали. Услышал: «Берем дубинку» и подумал: «Ну все, сейчас кости переломают». Повезло, дубинка была резиновая…
В три часа ночи снова вызвали, показали видео населенных пунктов после артобстрелов, мол, «украинские военные убивают мирных жителей». Я, как артразведчик, понимал, что это пропаганда. Но другой человек, даже военный, мог бы в это поверить..
Мы спали на стеллажах, поставленных один на другой, я — на шестом ярусе. Нас там находилось до 140 человек. Было жарко и душно. В туалет выводили четыре раза в сутки. Кормили два раза — утром и вечером. Сначала еды не хватало. Потом привыкли. В основном, давали кашу (перловку, пшено) и кусок хлеба. Когда человек голоден, он рад любой еде. К нам, как к военнопленным, относились нормально. Тех, кто бил украинских солдат, наказывали. Тяжело было от того, что родные не знали, где я и что со мной.
Ведь когда меня послали на передовую, говорил маме, что мы на учениях, на полигоне. О том, что я в зоне АТО, она узнала от родителей других ребят. Мы созванивались с мамой каждый день. А потом меня взяли в плен. Первый звонок домой разрешили сделать 15 сентября. Сказал маме: «Я в Донецке, жив, здоров». Так родные узнали, что я в плену.
Вообще, в те дни мне больше всего помогала молитва. Еще школьником ходил в воскресную школу при Спасо-Преображенском соборе в Сумах. Я верю в Бога, и мама тоже верит. Думаю, что молитва меня и спасла. А еще мы с ребятами знали, что дома нас ждут. Верили в это. Подбадривали друг друга. Это тоже очень помогало.
В плену я был три месяца. Кстати, везде написали, что перед освобождением меня возили к Захарченко. Это не совсем так. Меня возили к «министру обороны «ДНР» Кононову. После того как Владимир Рубан сообщил сепаратистам, что я — внук Героя Советского Союза, Кононов долго со мной беседовал, уговаривал перейти на их сторону. Рассказывал, что они победят, дойдут до Львова. Они все время такое говорят: кто, мол, до Львова, кто — до Киева. Во время этого разговора я понял, как сильно люблю Украину.
«Ты подумал?» — спросил Кононов. Я сказал: «Нет». Тогда он продолжил уговоры. После второго отказа меня повели к какому-то полковнику. Я снова сказал «нет». «Искупи свою вину перед дедом, — говорил тот. — Мы тебя отпустим, а ты будешь знать, что не предашь его память». Я думал, откажусь — убьют. Но все равно не соглашался. Потом меня возили по городу, показывали места, куда падали снаряды. Но я же военный, знаю, что у нас нет приказа стрелять по людям. Кононов говорил, что в «ДНР» нет российских солдат, одни ополченцы. Но я сам видел российские войска. Этих растерянных ребят, которые не понимают, на чьей территории находятся и против кого им нужно воевать.
А разговоры с ополченцами… «Я пришел воевать за идею, — говорили они. — А ты — за деньги. Вы убиваете детей, насилуете девушек…» Что тут скажешь… Если я спрашивал: «Кто насиловал? Ты видел?» — «Я не видел, но мой друг стопроцентно видел». И так во всем. «Вы бандеровцы, — говорят, — а мы православные». Они православные, а мы кто? Не знаю, как разрешить этот конфликт. Единственная надежда, что правительство России не будет вмешиваться в украинские дела.
«Однажды утром взмолилась: «Господи, пришли какую-нибудь весточку». И сразу раздался звонок»
Долгие месяцы, пока Юры не было дома, мама молилась о сыне.
— Последний раз мы поговорили по телефону 23 августа, — вспоминает мать Юрия Раиля Смирнова. — На следующий день Юра на связь не вышел. Но я еще с утра чувствовала: что-то не так. Позвонила его другу. Тот не взял трубку. Позже он признался своей маме: не знал, что мне ответить. А потом его убили. Мальчик, 22 года… Их ведь отправили в зону АТО сразу после академии.
Мой муж Игорь сам хотел быть военным. У нас три сына, двое сейчас воюют. Старший сын в Миргороде, на полигоне, после военной кафедры. Средний, Юра, на передовой. Младший пока ходит в третий класс.
Курсантом Юра стал в 17 лет. В день рождения узнал, что поступил во Львовскую академию. Он выбрал специальность артиллерийского разведчика. Там нужны хорошие знания по математике, а у сына всегда был высокий балл, он закончил математический класс.
Обычно во Львовской академии проходят шикарные выпуски. Но в этом году все было скромно. В июне ребята закончили академию, в июле уже были в зоне АТО. Звоню сыну, слышу: «Бах-бах-бах». А Юра: «Мама, мы дорожки выбиваем». Успокаивал так, шутник. Потом узнала, что это стреляют «Грады», что сын на передовой. Два дня плакала. Он мне сказал: «Если будешь так переживать, перестану звонить». Пришлось крепиться.
А сына по телефону научила… готовить. И борщ, и плов, и салаты. Ребята рассказывали мне, что он, командир, был с ними на равных, но всем обеспечивал. Волонтеры знали его номер телефона, через Юру от них поступало продовольствие и одежда. А вот то, что сын научился обезвреживать мины, стало для меня шоком. Его бойцы звонили мне и говорили, что остались живы только благодаря ему.
Когда Юра пропал, я не находила себе места. Однажды утром проснулась и взмолилась: «Господи, пришли хоть какую-нибудь весточку, сил уже нет». И сразу раздался звонок. Незнакомый женский голос сказал: «Ваш сын жив. Не волнуйтесь, с ним все в порядке». А следующей ночью позвонил он сам: «Мама, это я, Юра. Не волнуйся, я живой, нас не бьют. Пополни мне счет». В этом он весь, никогда не забывает про дела.
Сейчас все говорят, что его освобождению дед помог. Но я уверена, это Божий промысел. Когда Юра находился в плену, за него молилась не только я, молился весь наш храм.
А дед у нас был молодец. Таких поискать! Не пил, не курил, ел по чуть-чуть. Всегда свежий, бодрый, подтянутый. Все умел делать своими руками. И шил, и ремонтировал. И даже бюсты Ленина лепил для клубов (смеется.) Жена Юрия Петровича, мама моего мужа, умерла, когда Игорю было всего три года. Их с братом вырастил отец. И женился еще на старости лет, в 81 год! Вот такая порода.
Для Центра освобождения пленных Владимира Рубана Юрий стал пятисотым освобожденным бойцом. «Юрий Смирнов в период войны на Донбассе летом — осенью 2014 года проявил образец личного мужества и отваги, — написал на своей страничке в социальной сети «Фейсбук» Владимир Рубан. — Офицерский корпус ходатайствует о награждении лейтенанта Смирнова государственными, правительственными и ведомственными наградами Украины».
По данным переговорщиков, в плену остаются еще 700 украинских бойцов. Их родственников призывают не терять надежды, но и не доверять незнакомым людям.
— Появились «переговорщики», которые за деньги, от пяти до десяти тысяч долларов за душу, обещают освободить из плена, — сказал журналистам генерал-полковник Владимир Рубан. — Не верьте. Это аферисты.