Три года в аду

Воспоминания узника концлагеря Берген-Бельзен Павла Кривошапа, нашего земляка

Так уж случилось, что концлагерь Берген-Бельзен известен нам менее, нежели Освенцим или Бухенвальд. О нем если и пишут, то чаще всего из-за Анны ФРАНК и ее знаменитого дневника. Она умерла от тифа в концлагере уже после освобождения его узников весной 1945-го. Тот, кто читал, ужаснется…

Полгода тому назад «r» стало известно, что среди узников Берген-Бельзена был и наш земляк, уроженец с. Княжичи Ямпольского района Павел КРИВОШАП, который умер в 2005 г. Казалось, его воспоминания безвозвратно утеряны, но вскоре выяснилось, что в мемориале Берген-Бельзен сохранилось интервью, записанное в 1999 г., когда в составе группы бывших узников концлагерей и гетто он посещал Германию.

Берген-Бельзен стал первым концлагерем на территории Германии, куда свозили русских военнопленных. Разумеется, «учреждения» подобного рода находились в ведении СС и порядки в них были чудовищные. Но знать точно, что происходило за колючей проволокой, могут только те, кто там побывал. Копия кассеты с интервью Павла Кривошапа попала в нашу редакцию благодаря сотруднице Мемориала Берген-Бельзен Карине ТАЙЛЕН. «Панорама» благодарит Мемориал и лично Карину Тайлен за содействие, оказанное в подготовке материала.

Приводим отрывки из этого документа. Комментарии излишни.

Побег на Голгофу

«…Родился я 6 ноября 1923 г. в с. Княжичи Ямпольского района Сумской области. В 1942 г. была оккупация немецкими войсками, и в августе этого года меня забрали работать в Германию. Попал я на военный завод, в цех, где производили снаряды. Но я не хотел производить снаряды, которые использовались против наших на фронте, и поэтому четверо нас из одного села решило убежать на запад, чтобы попасть к партизанам. Дома попасть к партизанам было невозможно, т.к. расстреляли бы всю родню. В побеге участвовали старшие и младшие. Старшие рванули вперед и были пойманы полицаями, помню, что их увезли на мотоциклах. Мы добрались к своим на станцию, сели в пустые вагоны и поехали. Когда на следующей станции пересаживались в другой эшелон, который шел на восток, нас забрали полицаи…»

По этапу

«…У полицаев мы пробыли месяц. Сначала были допросы, потом тюрьма, штрафлагерь, который находился недалеко от польской границы. После штрафлагеря нас отправили работать на кирпичный завод. Пережил я там многое: были серьезные проблемы с желудком, перенес плеврит, но благодаря норвежскому врачу остался жив. Всю зиму он продержал меня в больнице, и только когда стало тепло, выпустил. Потом меня снова вернули на кирпичный завод, а оттуда этапом, как слесаря — в Бухенвальд. Там я отбыл карантин, и нас повезли в Дор, в туннель, где мы и работали и ночевали. Легкие не выдерживали, и я заболел, поднялась температура, и на работу меня уже не посылали. А всех тех, кто не мог работать, погружали в вагоны и куда-то увозили. Так и меня. Еще в Доре один немец-коммунист мне сказал: „Если тебя увезут больного, знай — это на смерть!“ Когда нас вывезли из туннеля, мы ночевали в бараках, я хотел убежать, чтобы не попасть на этот этап, но не успел. Утром пришли эсэсовцы, согнали всех в большой туалет, сутки мы там пробыли, а потом в вагон — и в Берген-Бельзен».

Тиф

«…Тысячу человек из Доры привезли в концлагерь. Первое, что я увидел, — это брама и колючая проволока. Когда открыли браму, слева стояло четыре барака и снова колючая проволока. Мы не знали, куда нас привезли, но я чувствовал, что на смерть. На территории лагеря была большая труба, и я подумал, что это крематорий, но это была баня, и когда нас провезли мимо нее, я понял, что еще буду жить…»

«…Я был болен, но передвигался. Поэтому меня поселили в первый барак, а тех, кто был лежачим, у кого не было рук, ног, селили во второй, первую половину. К нам пришел Карл, он заведовал всеми больными, и сделал прибывшим „прививки от тифа“. Первым заболел мой товарищ, потом я. Карл пришел и спрашивает: „Будешь работать в том бараке, где лежачие, убирать за ними, трупы выносить?“ Я согласился, потому что это всегда лишняя тарелка супа. Будучи больным тифом, я боялся потерять эту работу. Но болезнь прогрессировала, и он видел, что со мной что-то не то. Когда-то пришел и говорит: „Ты что, болен?“ Я не признавался и отвечал, что нет. Тогда он принес термометр. Потом посмотрел на меня и на термометр. Он показывал выше сорока градусов. Карл не поверил, что с такой температурой можно работать, и принес другой градусник, но температура оставалась прежней. Он покачал головой и ушел. После этого я проработал еще три дня. Ноги отекли, двигаться не мог, и он мне сказал, чтобы я ложился в этом же бараке и лежал. Но это было на восьмой-девятый день, после того как я заболел тифом. Трое суток пролежав, я стал поправляться. Я перенес самый страшный период болезни, а все мои товарищи легли покатом. Постепенно я стал работать. Периодически приезжали эсэсовцы и забирали тех, кто выздоравливал, и куда-то увозили. Я в такие моменты прятался под кровать…»

Укол воздухом

«…После тифа много погибло. Каждый вечер на плацу нас раздевали и проверяли, не заболел ли кто-нибудь еще. А больных Карл забирал в барак и ставил им уколы. Я-то знал, что это были не уколы, а воздух в вену, после которого человек умирал. Сколько таких эпизодов было, когда он просто ловил людей и уничтожал их! На моих глазах он поймал одного голландца, уложил на койку и ввел воздух в вену.

Через пять минут тот умер. Каждую ночь прибывал вагон военнопленных, больных, а наутро их уже выносили, грузили и увозили в крематорий. А в самом начале, когда нас только привезли в Берген-Бельзен, людей возили на конях. Я лично грузил. А потом стали машины возить дрова, трупы, дрова, трупы… Тела сгорали, оставались кости, которые немцы перемалывали на удобрение. Когда машины уже не успевали вывозить умерших, они вырыли ров, куда заставляли нас сбрасывать трупы, которые валялись…»

Долгожданная свобода

«…Освободили нас англичане. А трое суток перед этим немцы нас не кормили, не поили, оставив на кухне отравленную пищу и воду. Мы хотели пойти и наесться, но наш комендант не дал это сделать, потому что знал — через несколько дней придут освободители.

И вот открываются ворота возле наших четырех бараков, комендант на борту бронемашины, и англичане говорят в рупор по-английски, по-французски, по-немецки, по-польски: мол, вы освобождены английскими войсками. У нас была большая радость! Мы голодные, пить хочется, некоторые перелезли через колючую проволоку — и бегом на кухню. Эсэсовцев там уже не было, нас охраняли мадьяры. Они начали стрелять и семь человек убили. А кто успел добежать, погиб от отравления. После освобождения врача Карла наши повесили в первом бараке.

Когда нас освободили, еще месяц никуда не выпускали, т.к. было много больных. После меня отправили в военный лагерь, там мы пробыли несколько недель. Потом пару недель мы жили в домах, откуда были эвакуированы немцы, и, наконец, через Эльбу нас доставили уже в наш советский лагерь, откуда я уехал домой, на Украину…»

P.S.

После войны Павел Кривошап работал в колхозе, леспромхозе. В 1950 г. окончил 10 классов и поступил в Глуховский, а потом Сумской пединституты. По направлению поехал преподавать физику и математику в одну из средних школ Сумского района, где проработал 36 лет.