Месячник задумчивости

Опыт отечественных капустоведов

Градоначальник Марк Антониевич Кишеня пребывал в отвратном расположении духа. Вот уж третий срок тянул на этой должности Антоныч, но так неурожайно насчет капусты, как этой осенью, еще не бывало. Не росла зеленая ни на личном счету, ни у зятя Юлика, ни у предприимчивой и самостоятельной гражданской супруги Роксоланы Борисовны. Даже из городской казны, пардон, с огорода, срезать было нечего. Не потому что посадят, а потому что пусто. А то, что есть, давно расписано по строчкам и клеточкам квадратно-гнездовым способом, причем с поправкой на обязательную внезапную засуху, потоп и нашествие гусениц, заразившихся куриным гриппом. Одно слово — нема. А если нема, но охота — пора вызывать на откровенность Полушарова.

Полушаров был вечным советником и замом по особо щекотливым вопросам у всех градоначальников. Его подчеркнуто уважали и тайно боялись, потому что при нем любое начальство чувствовало себя вроде шарика под наперстком. Говорил Полушаров непонятно и убедительно, как цыганка, поэтому все его советы в конце концов оказывались правильными. Но на этот раз зам по щекотливым вопросам ляпнул такое, что совсем уже ни в какие ворота: «О народе подумать надо, Марк Антониевич, о людях, которые нас с вами сюда, так сказать, уполномочили».

Градоначальник не понял, но зам терпеливо объяснил с калькулятором в руках и закрытыми дверями в кабинете. В результате все городские службы получили директиву: бросить все и подумать о людях; об исполнении доложить. Что кому думать и в какие сроки — это Полушаров расписал подробно для каждого из ответственных товарищей. Неблагодарный народ прозвал акцию «месячником задумчивости», но это потом. Поначалу народ робко с непривычки радовался.

К пенсионеру и участнику Терпищеву неожиданно нагрянули мужики в спецовках, которых вела тетка явно административной внешности. Тетка вручила обалдевшему ветерану награду — значок «Почетный знак градоначальника» — и посоветовала куда-то убраться или сидеть в сторонке, потому что сейчас здесь начнется евроремонт.
Мужики укрепили на крыше терпищевской хаты лист шифера и закрасили на наружной стороне забора буквы «Кишеня — козел», оставшиеся с последних выборов.

Старик Терпищев настолько привык быть благодарным и по гроб жизни обязанным, что чуть не упал в обморок, когда узнал, что за оказанные услуги от него не требуется ничего, кроме автографа.

И он подписал евроремонт от чердака до подвала. Подписал покраску забора. Даже проведение газа, которое сам, на свои кровные осуществил четырнадцать лет назад, и то подписал — тетка убедила. Она и у мертвого автограф возьмет, если захочет. «Труба, — спрашивает, — у вас законно проложена? С согласованием? Со всеми накладными? Вот видите, сами не помните, а нам справки наводить!» Вечно благодарному пенсионеру стало аж неудобно.

На улице Новозапущенской закопали яму, в которой уже с десяток лет пропадали люди и даже трактора. Город для этого был слаб, посему закапывать подрядилась частная фирма градоначальников зятя Юлика. Высококачественного цемента яма сожрала вагон (или два, или три), но думать было приказано о людях — цемент никто не считал. Бурьян и трава в городе до сих пор росли сами по себе, но супруга градоначальника Роксолана Борисовна догадалась взять флору на учет и назвать озеленением.

Если думать о людях и городе постоянно, при этом грамотно формулируя свои думы, то капуста начинает расти сама собой. Крепкая, зеленая, свежеотмытая.