«Изделие» бороздит просторы

Без коммунистов и футболистов освоение космоса немыслимо

Великая космическая эпоха началась 12 апреля 1961 г. Гагарина помнят все. Имена всех остальных побывавших в космосе по памяти вряд ли кто перечислит. Теперь в космос возят богатых туристов – и это уже совсем другая эпоха.

А в тех стартах, за которыми следил весь мир, на самом деле принимали участие сотни тысяч людей, имена которых не публиковались в газетах и не оглашались в эфире. После распада великой космической державы люди, прикоснувшиеся судьбой к Байконуру, остались жить на постсоветских просторах. Многие старые товарищи теперь друг для друга — иностранцы.

Специфика полигона

Один из проживающих в Сумах байконуровцев — майор запаса Евгений ДОРОШКЕВИЧ. Мы поговорили с ним о том, как выглядели космические старты, если наблюдать их с земли Байконура. И вообще о той жизни и о судьбах тех людей.
Евгений Дорошкевич сразу обратил внимание на то, что посвященные, прикоснувшиеся к космосу люди говорят не «космодром», а «полигон», не «ракета» или «корабль», а «изделие». Это не шифр, а профессиональный сленг, по которому свой узнает своего.

На полигон Евгений попал после окончания «Можайки», то есть военно-инженерного института им. Можайского, который теперь именуется Российской военно-космической академией. Служил там с 1983 г. по 1993 г. Первых, самых запомнившихся стартов не застал, зато работал именно на той самой стартовой площадке №1, которую еще называют «Гагаринским стартом». Участвовал в обеспечении всех пилотируемых стартов в указанный период — люди в космос всегда уходили только с одной площадки. Вначале руководил заправкой, потом работал в оперативном отделе штаба космодрома и на старте появлялся уже как представитель штаба. «Руками водил», — иронично говорит Евгений об этой функции. На самом деле все посерьезнее, «водить руками» в таком месте не каждому доверят. Всего на счету Евгения Дорошкевича обеспечение около сотни стартов.

Коммунисты и футболисты как передовой отряд

О том, как определилась его судьба по прибытии на полигон, рассказывает тоже весело: «Приходит пополнение — молодые лейтенанты. Сразу вопрос: „Коммунисты есть?“ — „Есть!“ — „В первую группу!“ — „Футболисты есть?“ — „Есть!“ — „В первую группу!“» По традиции, именно эта группа выигрывала все товарищеские футбольные матчи. И функции у этих людей были тоже исключительные — работали непосредственно на стартовом комплексе, на свежем воздухе. Для центрального Казахстана это означает перепад температур от +45 град. летом и до -40 град. зимой. Да с ветерком! Другие группы подобного не испытывали.

Познакомился Евгений Дорошкевич на Байконуре со многими людьми, с которыми поддерживает связь до сих пор. В этом здорово помогает Интернет. Хорошо помнит многих сумчан. На полигоне часто бывали представители СНПО им. Фрунзе. Многие знают, что у нас «на Фрунзе» изготавливали то, что называется ВСП — верхний силовой пояс. Это те самые фермы, или стойки, которые так эффектно отходят в последний момент перед взлетом «изделия». Все видели это на телеэкранах. Но не всем известно, что в Сумах на том же предприятии изготавливали и стартовый комплекс системы заправки.

Так что космос осваивался не одними коммунистами и футболистами, хотя их вклад неоспорим.

Быт и бытие

Жили байконуровцы с семьями в стороне от полигона, а туда их везли по железной дороге. Город, где жили, назывался Ленинск. Большой город. До 100 тыс. человек населения. И снабжение в 80-е годы было хорошим. Старшее поколение помнит тот, советский смысл слова «снабжение». Где-то оно было хорошим, как в Москве, а где-то его вообще не было. Евгений вспоминает, что отправлял из Казахстана на Украину продуктовые посылки.

С ведомственными квартирами тоже проблем не было — старались людей, работающих «на космос», обеспечить максимально.

Хуже и совсем плохо стало в начале 90-х. Независимость всех республик, включая и Казахстан. Ленинск из закрытого города превратился в открытый. Появилось коренное население. Вместе с ним — слово «оккупанты» в адрес всех, кто говорит по-русски. Офицерам стало опасно появляться на улицах, особенно вечером — могли побить. Коренное население принесло степные традиции и нравы в жилые дома. Иногда юрту могли установить прямо в квартире, в самой большой комнате. Паркет при этом использовался для разведения огня…

Одним словом, оттуда нужно было бежать, и многие побежали. Евгений Дорошкевич тоже воспользовался представившейся возможностью и оказался в Сумах. Сейчас занимается сугубо земными делами, но тот, сравнительно короткий период работы на Байконуре — память на всю жизнь.

К вопросу о Гагарине

Пользуемся случаем и делаем небольшое отступление. Ходят невнятные, но упорные слухи, что Юрий Гагарин не был первым человеком в космосе. По крайней мере, его запуск — не первая попытка. Попросили прокомментировать Евгения Дорошкевича. Он ответил коротко и исчерпывающе: «Брехня!»

Дело в том, что существует документ строгой отчетности — формуляр. Он ведется по каждой стартовой площадке, и в нем записана информация обо всех запусках. Евгений сказал, что полет Гагарина попал в некое мистическое «окно» — было несколько удачных запусков, а до и после — серии неудач.
Но все старты кроме гагаринского — это запуски непилотируемых аппаратов, работа на армию.

О чем не говорили громко

Помнит Евгений Дорошкевич и настоящую катастрофу. Теперь эта информация перестала быть «закрытой», но фамилии все же называть не будем. В стоящем на старте «изделии» обнаружилась неисправность. Положено в таких случаях слить топливо, ракету со стартовой площадки увезти и потом с ней работать, проверять. Некий маршал Советского Союза взялся командовать процессом лично. Он приказал работать на заправленной ракете, прямо на стартовой площадке. В результате — взрыв. Сгорели заживо солдаты и офицеры, сгорел и товарищ маршал Советского Союза. Сочетание ужаса и глупости трагедии не оставляет места для комментариев.

Байконур – навсегда

Но есть и другие воспоминания, и они преобладают. О том, что каждый удачный запуск воспринимался как праздник. И о том, как на командном пункте расчет встречал садящийся «Буран» стоя. Люди видели корабль на телеэкранах, КП был далеко от посадочной полосы, но все равно было ощущение непосредственного присутствия и причастности. И ощущение очередной победы. И уверенность в том, что ты нужен.

Евгений говорит, что хотел бы побывать на Байконуре снова, но теперь это сложно — другая страна. Переписывается и встречается со многими коллегами, которые живут в других городах.

В Сумах из байконуровцев не знает никого, хотя с удовольствием установил бы с ними связь. Есть в нашем городе люди, поработавшие на космическом полигоне, нам это известно точно. «Бывшими» байконуровцами мы их не называем, потому что Байконур — это навсегда.