Хорошие люди
Во время оккупации в Сумах существовали детские дома
В то сложное время, которое люди обозначают словами «при немцах», было удивительным существование подобных учреждений. Тогда они назывались приютами. В одном из них прятали, маскировали, спасали детей, принадлежавших к, так сказать, неуважительным национальностям.
Сумчанка Валентина МАРЧЕНКО рассказывает, что в одном детском доме находились три еврейские девочки и два мальчика, несколько цыган и испанцев. Разумеется, по документам они все были славянами — русскими и украинцами. Валентина Марченко даже называет фамилии людей, которые пошли на такой риск — скрывать и прятать.
Это же не просто доброе дело — ради детей люди жизнью рисковали. Своей, единственной, ради чужих детей. Итак, имена, которые помнят. Заведующий детским домом БЕЛЬЧИКОВ — кроме фамилии ничего неизвестно. Воспитатели Марта Михайловна ЖУРАВЛЕВА и Павел Петрович ШУБИН. Наверняка, были и другие, но имена-фамилии забылись, хотя не забылось добро.
О том, каким образом попадали дети в детский дом, особенно дети, подвергавшиеся особому риску из-за происхождения, рассказал один сумчанин. Фамилии просил не упоминать, но все рассказанное — чистая правда. Супруга этого человека — бывшая воспитанница приюта, находившегося на так называемой Конной площади, в районе нынешнего автовокзала. Человек рассказал историю одной еврейской семьи, которая жила в Ромнах. Как только в городе появились немцы, они организовали гетто в районе кирпичного завода. Об условиях существования говорить много не стоит, все сказано в фильмах, мемуарах, материалах Нюрнбергского процесса. Жизнь там человек описал коротко и емко: «Жрать нечего». Семья — мать, четыре сестры и один брат. Все голодали. Оказывается, из гетто можно было как-то выйти и выменять у жителей что-то из еды. Пока есть на что менять.
Однажды в начале ноября две сестры отправились на такую «коммерческую операцию». В это время немцы запланировали полное уничтожение гетто, а местные жители предупредили сестер, чтобы не вздумали возвращаться. Мать, две сестры, десятилетний мальчик — все остались там. А сестры решили идти в Сумы. Наверное, в такой ситуации это первая реакция — куда-нибудь идти. Было девчонкам приблизительно семнадцать и двенадцать лет. Так и двинулись пешком, меняя по дороге какую-то одежку на какую-то еду. Случилось по пути везение — старшая выменяла себе паспорт. Настоящий, украинский, такой, что не подкопаешься. В Сумах сначала сестер приютила одна женщина, а потом люди посоветовали устроиться в приют. Старшая, уже взрослая, по словам рассказчика, работала в «богадельне» санитаркой, а младшая стала воспитанницей приюта. Так и пережили два года оккупации. Как это было возможно? Сейчас все хорошо знают о немецкой национальной политике. Человек рассказывает, что директор приюта и другие сотрудники были очень хорошими людьми. Следует уточнить, что не только хорошими, но и смелыми, готовыми к риску и самопожертвованию. Видимо, не было у них «чужих» детей.
Валентина Марченко рассказала еще один эпизод из жизни приюта. История о риске, находчивости и нехрестоматийном человеколюбии.
Приют получал от бургомистра какое-то мизерное финансирование. Немцы пытались заигрывать с местным населением, поэтому сирот часто посещали высокие чины. Естественно, им устраивали образцово-показательные встречи. Концерты силами воспитанников, благодарные речи и т.п. Однажды накануне такого концерта, где должны были исполняться песенки и стишки на немецком языке, выяснилось, что главной исполнительнице не дается немецкий. Ну настолько, что неприлично показывать. Срочно произвели замену. Новая актриса из детдомовцев по-немецки «шпрехала» великолепно, но существовала другая проблема: девочка не была арийкой. И славянкой тоже. Глазки еще не подкачали — серые, а волосы черные и кудрявые. Трудно себе представить, что когда-то эти детали были вопросом жизни. Или смерти…
Директор приюта посмотрел на артистку, подумал и решил остричь ее «под ноль». А завхозу поручил раздобыть в театре парик. Белокурый, «арийский».
Выступление девочки вызвало у немцев бурю восторга. Аплодисменты, конфеты, «зер гут!». Никто из них не догадался. Никто из наших не «сдал». Таковы факты.
Осталось добавить, что приют не мог существовать только за счет немецких дотаций. Дети работали и обеспечивали себя сами. При детдоме была жестяная мастерская. Кроме того, дети устраивались на сезонные сельхозработы в частном секторе, преимущественно в районе ул. Засумской.
Не вяжется все сказанное с устоявшимися представлениями об оккупационном режиме. Но нужно помнить, что оккупанты пытались установить с населением доверительные отношения, то есть обеспечить порядок и лояльность. А все, что рассказано о приюте, было бы невозможным без людей, которых скромно называли хорошими.