Реалистические галлюцинации
Имя глуховчанина Владимира Нарбута вошло в историю русской литературы в одной связке с создателями акмеизма
Нарбуту посвящали стихи Асеев, Зенкевич, Ахматова. Олеша сделал его героем романа «Зависть». Катаев в романе «Алмазный мой венец» назвал его колченогим. “О нем ходило множество непроверенных слухов, — писал Катаев. — Говорили, что его расстреливали, но он по случайности остался жив, выбрался ночью из-под кучи трупов и сумел бежать. Говорили, что в бою ему отрубили руку. Но кто его покалечил — белые, красные, зеленые, петлюровцы, махновцы или гайдамаки, было покрыто мраком неизвестности.
Владимир Иванович Нарбут родился 14 апреля 1888 г. на хуторе Нарбутовка Черниговской губернии (сейчас с. Нарбутовка Глуховского р-на Сумской обл.) в семье помещика.
Окончил Глуховскую гимназию, курс математики в Петербургском университете.
Не успел доучиться на факультетах восточных языков и филологическом.
Эсер, большевик, член ЦК, приговорен в Ростове к расстрелу дениканцами, убит на Колыме.
Брат Владимира — известный украинский художник Георгий Нарбут.
С отрубленной кистью левой руки, культяпку которой он тщательно прятал в глубине пустого рукава, с перебитым во время гражданской войны коленным суставом, что делало его походку странно качающейся, судорожной, несколько заикающийся от контузии, высокий, казавшийся костлявым, с наголо обритой головой хунхуза, в громадной лохматой папахе, похожей на черную хризантему, чем-то напоминающий не то смертельно раненного гладиатора, не то падшего ангела с прекрасным демоническим лицом”.
К тому же Нарбут заикался. При этом производил магнетическое впечатление на женщин. Его обожали. Работая главой ЮгРОСТА в Одессе, Нарбут «появлялся в машинном бюро Одукросты, вселяя любовный ужас в молоденьких машинисток; при внезапном появлении Колченогого они густо краснели, опуская глаза на клавиатуры своих допотопных „ундервудов„ с непомерно широкими каретками… Может быть, он даже являлся им в грешных снах».
Говорят, жил взахлеб. Кутил с купеческим размахом. Бывало, бил зеркала в ресторанах. Стригся у самого дорогого парикмахера Петербурга. Роскошно одевался. Это о нем писал Мандельштам: « Барчук, хохол, гетманский потомок, ослабевший отросток могучих и жестоких людей, он оставил кучу стихов, написанных по-русски, но пропитанных украинским духом. По призванию он был издателем, — зажимистым, лукавым, коммерческим».
Глуховский хулиган
В Украине поэта Владимира Нарбута практически не знали. А глуховчане знали, что катаевский Колченогий — это их земляк Владимир Нарбут. Паренек с литовской фамилией писал о Глухове, что городок спит богатырским сном, но когда-то должен проснуться. А позже, в 1914 г. вернулся в уже просыпающийся город. Здесь Владимир Нарбут вошел в глуховский совет, женился, увлекся политикой.
Но в музее Глуховского педагогического университета хранится материал не только об этом. Старший преподаватель университета Виктор ЗАИКА увлекательно рассказывает о гимназистском периоде братьев Нарбутов, которые «квартировали» на ул. Веригинской и вместе с друзьями обчищали сады местных жителей. Ближайшими друзьями Владимира были Федор ЭРНСТ, ставший известным российским искусствоведом, и Юрий ШАПОРИН, ставший композитором. С 4-го класса Владимир подрабатывал учителем у детей глуховского врача ЛЫСЕНКО, впоследствии женился на его дочери.
В 1906 г. братья Нарбуты закончили Глуховскую гимназию, причем Владимир — с отличием. Учиться дальше поехали в Санкт-Петербург. Поселились у известного художника БИЛИБИНА и погрузились в артистическую жизнь Петербурга. Владимир поступил на математический факультет, а потом еще на два: факультет восточных языков и историко-архивный.
Поэзия
Стихи Владимира Нарбута воспринимали по-разному. “Его поэзия, — отмечает Катаев, — в основном была грубо материальной, вещественной, нарочито корявой, немузыкальной, временами даже косноязычной… Но зато его картины были написаны не чахлой акварелью, а густым рембрандтовским маслом. Колченогий брал самый грубый, антипоэтический материал, причем вовсе не старался его опоэтизировать. Наоборот. Он его еще более огрублял… На нас произвели ошеломляющее впечатление стихи, которые впервые прочитал нам Колченогий своим запинающимся, совсем не поэтическим голосом из только что вышедшей книжки с программным названием «Плоть». Например, в стихотворении «Предпасхальное» поэт описывает, как перед Пасхой закалывают кабана и режут индюков к праздничному столу: «…и кабану, уж вялому от сала, забронированному тяжко им, ужель весна хоть смутно подсказала, что ждет его холодный нож и дым? Молчите, твари! И меня прикончит, по рукоять вогнав клинок, тоска, и будет выть и рыскать сукой гончей душа моя, ребенка-старичка»…
В 1912 г. 100 экземпляров сборника Нарбута «Аллилуйя» были изъяты полицией из продажи и уничтожены «посредством разрывания на мелкие части» — то ли «за богохульство», то ли «за порнографию». Оформлял книгу, как и многие другие, художник Георгий Нарбут, брат автора. Николай Гумилев дал меткое определение сборнику: «Галлюцинирующий реализм!»
Избегая наказания, Нарбут вслед за Гумилевым едет в Африку. Оттуда прислал телеграмму о предстоящей свадьбе с абиссинской принцессой. Но вернулся один в 1913 г., после амнистии к 300-летию Дома Романовых.
Возвращение
Вернувшись в Глухов, Нарбут написал стихотворение «Гапон» (1915), впервые прикасаясь к политике. Женился на Нине Лысенко, вступил в партию эсеров, издавал эсеровскую газету «Глуховская жизнь». В октябре 1917 г. объявил себя большевиком.
В Воронеже, Киеве, Полтаве, Николаеве, Херсоне, Запорожье, Одессе налаживает издание газет и журналов, сплачивает писателей. В 1921 г. становится директором Радиотелеграфного агентства Украины в Харькове. Сам много пишет, в 1919–1922 гг. издал восемь новых книг, переиздал сборник «Аллилуйя» (1922). Сборник «Александра Павловна» (1922) стал последней прижизненной книгой Нарбута. Это о нем писала Ахматова в 1940 г.: «Это — выжимки бессонниц, это — свеч кривых нагар, это — сотен белых звонниц первый утренний удар… это — теплый подоконник Под черниговской луной, это — пчелы, это — донник, это пыль, и мрак, и зной». В 1922 г. перебрался в Москву, полный планов и надежд.
Три сестры
Нарбут отбил жену у Юрия ОЛЕШИ — Серафиму СУОК, которой посвящены «Три толстяка». Она была младшей и самой красивой из трех сестер австрийского эмигранта Густава Суок, жившего в Одессе. Старшая, Лидия Суок, была замужем за Эдуардом Багрицким. Она пыталась вызволить Нарбута из следственной тюрьмы, за что сама угодила в тюрьму на 17 лет. Сестры были, на удивление, дружны, несмотря на все перипетии с мужьями.
Говорят, Серафима довела Олешу до умопомешательства, возвращаясь и уходя вновь. Олеша спился.
После Нарбута она вышла замуж за Харджиева лишь для того, чтобы выехать в эмиграцию во время войны. В 1956 г. Серафима стала женой писателя Виктора Шкловского, литературным секретарем которого была. Из-за нее он развелся с женой. Когда горела их дача, уцелел портфель с рукописями Нарбута.
Похоронены три сестры на Новодевичьем кладбище.
Закат
В октябре 1936 г. Владимир Нарбут был арестован как украинский националист. По одной из версий, в 1938 г. его актировали как инвалида и этапировали в Магадан. Он писал оттуда жене: «Посланные мне испытания переношу твердо, героически — буду работать, как лев. Я докажу, что я не контрреволюционер, никогда им не был и не буду — ни при каких обстоятельствах».
Инвалидов объединили в «антисоветскую группу» и приговорили к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 14 апреля, в день 50-летия Нарбута. Есть версия, что поэта выбросили в море или затопили на барже вместе с остальными заключенными. Называют две даты смерти — 1938 г. и 1944 г.