Как сумчанин работал с Горбачевым, дружил с Черномырдиным и отдыхал с Ельциным

Завтра свой юбилей отметит один из самых авторитетных руководителей промышленности, ученый и общественный деятель Владимир Лукьяненко. Он бывший министр, а ныне президент Сумского машиностроительного научно-производственного объединения имени М. В. Фрунзе. Прошел непростой путь от помощника мастера до лидера одного из ведущих предприятий Европы. Поздравить его с юбилеем приедут министры, президенты, известные украинские и российские дипломаты. Накануне праздника ВЛАДИМИР ЛУКЬЯНЕНКО встретился с «Известиями в Украине» и рассказал о том, как работал с Горбачевым, дружил с Черномырдиным и отдыхал с Ельциным, – сообщает сайт www.izvestia.com.ua.

Герой труда Владимир Лукьяненко — о заводских буднях и советском прошлом

– Руководимый вами Сумской машиностроительный завод им. Фрунзе — редкое украинское предприятие, работающее на экспорт. Вам удалось сохранить торговые связи даже в период развала Советского Союза, когда много сильных предприятий погибло из-за отсутствия рынков сбыта.
Так уж исторически сложилось, что завод обеспечивает оборудованием несколько отраслей. Прежде всего — это выпуск продукции для нефтяной, газовой, атомной и химической промышленности. Собственного газа и нефти у нас нет, поэтому вся продукция, которая выпускалась в этой отрасли, была сориентирована на Россию. Сегодня поставки в Россию достигают 70%. По нашим расчетам, 40% российского газа качается с помощью нашего оборудования. Освоили Сибирь. Сотрудничаем с Туркменистаном, Узбекистаном и Азербайджаном, я неоднократно встречался с его президентом. Получил орден «Галкыныш» («Возрождение») за строительство завода в Туркменистане. Россия меня наградила Орденом Дружбы.
– У вас очень много наград. Вы — Герой Украины, Герой соцтруда, полный кавалер Ордена Ярослава Мудрого… Какая самая ценная для вас?
Любая награда, как вы понимаете, не дается просто так. За каждой из них стоит своя история, определенные достижения. Вот, к примеру, Государственная премия СССР. Тогда было очень ограниченное количество лауреатов. Ленинградский институт совместно с нашим предприятием проектировал оборудование для производства гелия, которое поставляли в Оренбург. Как-то я в составе делегации Советского Союза попал в Германию, где узнал о существовании контракта на поставку такого оборудования. Мы вернулись с главным конструктором и написали письмо зампреду Совмина СССР по науке и технике и министру газовой промышленности, в котором рассказали, что мы готовы все поставлять, но нуждаемся в средствах. Они рассмотрели и приняли решение — выделить для завода имени Фрунзе несколько сэкономленных миллионов для его технического перевооружения. Мы выполнили контракт и получили Госпремию.
– Эта история позволила развить предприятие?
Был еще один очень важный момент. В конце 70-х правительство СССР приняло решение о строительстве шести крупнейших газопроводов высокого давления для транспортировки природного газа с Крайнего Севера в европейскую часть государства и далее в северные страны. Компрессорные станции думали укомплектовать газоперекачивающими агрегатами западноевропейских производителей. Однако президент США Рональд Рейган наложил эмбарго на поставки. Газопровод решили укомплектовать отечественной техникой. Единственно возможным исполнителем оказалось наше объединение. Мы получили средства, расширились. Построили новые цеха, закупили оборудование.
– Премьер-министр Николай Азаров говорит, что Украина может закупать газ в Туркменистане, Азербайджане и Алжире, а также качать его реверсно из Европы. Как вы думаете, эти планы реальны?
Вне всякого сомнения, туркменского газа вполне бы хватило, чтобы обеспечить всю страну. Для них наши потребности — это мизер. Туркменистан готов в любое время поставлять топливо. Но проблема в отсутствии мощного газопровода. Есть труба, но она идет через Россию. Так уж исторически сложилось, что туркменский газ прокачивали в основном в южные области РФ.
Единственный вариант — строить под Одессой LNG-терминал по приему сжиженного и сланцевого газа. Он стоит не $450, как российский, а $70. Туда смогут поставлять топливо не только из Туркменистана, но из Норвегии, Алжира. Есть другой путь — получить скидку на российский газ, вступив в Таможенный союз, а также экономить импортный газ, параллельно наращивая добычу собственного. Этот вариант мне кажется наиболее комфортен и выгоден для Украины.
– Сумское объединение им. Фрунзе стало вашим первым и единственным местом работы, хоть вы родом из Харькова.
Я родился в Харькове. Как говорится, дитя войны. В 1941-м бомба попала в наш дом и частично его разрушила. Очень тяжело тогда было: холод, голод… Мой отец, по профессии агроном, перевез семью в Донбасс. Но там мне негде было учиться. Чтобы дать детям более-менее приличное образование, он в 1947 году переехал в Сумы. Так я стал сумчанином. Тогда это был город с одной улицей и большим каналам посредине. Харьков я продолжаю любить, потому что там окончил институт, защитил кандидатскую, докторскую, да и детство мое там прошло.
Когда началась война, мне было четыре года. Я на всю жизнь запомнил, как ночью нас бомбили, выла тревога. У меня сестра родная есть. Старше меня на три года. Среди детей тогда пошла мода: собирать осколки в коробках из-под конфет. Мы соревновались у кого больше коллекция.
В то время мы все были дистрофиками. Не знали, выживем или нет. Много болели, лекарств не было. На улицах лежали опухшие люди, мертвые люди.
Первую булку я увидел только в 1947 году, уже в Донбассе. Мать принесла ее, а я спрашиваю: «Мам, что это такое?» Она ответила, что это булка, разломала пополам и дала мне и сестре. Знаете, я ее на всю жизнь запомнил, она была самой вкусной на свете.
В Сумах началась другая жизнь, тут я женился. Тут у меня родился ребенок. А завод им. Фрунзе был единственным предприятием в городе, соответствующий моей специальности.
Тогда главный инженер был выдающимся человеком. Я пришел и сказал, что хочу работать в цехе. Меня назначили аж помощником мастера. При этом я в цеху был единственным с высшим образованием. Спустя какое-то время меня назначили мастером, а потом старшим мастером. Это небольшой участок, работа в три смены. Автобусов тогда не было — мы ходили на работу пешком. Минут 30—40. Я мог прийти в 3—4 часа ночи и проверить, как работает третья смена, как закончила работу вторая. Я мог оставаться в цеху до 10—12 ночи. Я полностью посвятил себя работе.
По всей видимости, руководство обратило на это внимание, я стал старшим мастером, зам. начальника цеха, и.о. начальника. Потом — еще одно повышение. Пять лет я проработал начальником самого крупного цеха на заводе. Мы всегда выполняли план, трудились даже по выходным. Я полностью реконструировал цех. Мы построили первые испытательные стенды, первую механизированную кладовую по опыту Тольятти. В тридцать два мне доверили пост главного инженера предприятия. В 1972 году я становлюсь директором завода, с 1976-го — генеральным директором объединения. После войны кадровая политика была направлена на молодежь, и я попал в этот «курс на молодые кадры».
– Вы были и министром химического и нефтяного машиностроения Советского Союза…
Такие должности не раздавали налево и направо. Ко мне долго присматривались, приглашали на партийные пленумы, совещания Совмина. Но признаюсь честно, большого желания ехать в Москву у меня не было. Как раз тогда было время бурного развития предприятия. Но мне сказали, что отказываться нельзя. Я был одним из самых молодых министров, моему предшественнику было 80 лет. У нас было самое сложное ведомство: минеральные удобрения, геология, химическое машиностроение, компрессоры, насосы, арматура — все это было под нашим контролем. Что-то удалось сделать, что-то нет. Позже мне предлагали разные дипломатические должности, но я решил вернуться на завод. Для меня завод — это все. Спустя четыре месяца министерство развалилось. Из всех моих тогдашних коллег только Виктор Черномырдин потом нашел свое место.
– С Виктором Степановичем вы не просто работали, но и дружили?
Так уж сложилось, что Виктор Черномырдин руководил крупным перерабатывающим заводом в Оренбурге, а я — машиностроительным в Сумах. Вскоре нас одновременно сделали министрами. Дали квартиры в одном доме. Он жил этажом выше и всегда шутил, что если у нас по работе проблемы возникнут, он меня затопит.
Наши дети играли вместе. У нас же свободного времени практически не было, не до совместного отдыха. Но помню случай, когда вместе с Виктором Степановичем мы ездили в Астрахань на охоту и рыбалку. Вообще, он отлично стрелял, это был талант. У него была коллекция оружия. С сыновьями Черномырдина до сих пор общается мой сын.
Мы приезжали на похороны и всячески помогали семье Черномырдина.
– Виктор Степанович был знаменит своими цитатами. В личном дружеском общении он тоже сыпал невероятными фразеологизмами?
Все спрашивали, как ему это удается. Виктор Степанович отвечал, что он это делает непроизвольно, и за ним нужно записывать. Как-то раз Леонид Кучма, Виктор Черномырдин и я отправились в Сибирь. Мороз был градусов 35—40. Решили мы поужинать. Рядом с нами сидел мужчина, он не пил. Его спрашивают: «Почему ты не пьешь?» А он отвечает: «Религия не позволяет». А Черномырдин увидел и говорит: «Ему религия не позволяет пить. Леонид Данилыч, как ты его держишь на работе?» Перепуганный сотрудник как подскочит! Налил себе стакан коньяка и залпом выпил. А Черномырдин засмеялся и говорит: «Теперь религия позволяет». Хоть он был послом, встречали его в Сибири как премьера. Нефтяники и газовики его очень любили, он был у них там свой. «Как дела в Украине?» — «В Украине есть правительство, и это уже хорошо», — говорил Черномырдин.
– Вы тоже охотник Черномырдинского размаха?
У нас есть традиция: каждый год 23 декабря, в день рождения сына мы обязательно выезжаем на охоту. Хотя сейчас и он, и дочь живут в Москве, и видимся мы нечасто.
К каждому делу я подхожу серьезно. Если я иду на охоту, у меня должно быть самое лучшее ружье, прицел и бинокль. Сезон охоты очень короткий. Он начинается в ноябре и заканчивается уже 15 января. В основном охочусь на кабана и оленя. Люблю и рыбалку. Как-то раз с сыном вытащил 50-килограммового тунца в Средиземном море и 43-килограммового палтуса на Мальдивах. Вообще на Мальдивах в январе много тунца, жаль, что туда далеко лететь. Но это просто спорт, пойманную рыбу мы отпускаем.
– Говорят, ваша уха просто потрясающая, и вы достигли невероятных высот в этом деле?
Говорят — значит, правда. Если хотите, чтобы уха получилась хорошей, добавьте стерлядь и осетрину. Варите ее из свежей пойманной рыбы. Борис Ельцин любил засовывать в уху обугленное полено из костра. Он говорил, что тогда уха приобретает особенный аромат. С Борисом мы дружили, частенько ходили вместе в баню. У него было невероятное здоровье. Его вениками парили три человека по очереди. Один не выдерживал. А Ельцин после этого выходил, потягивался и говорил: «И пусть только кто-то скажет, что у меня здоровье слабое!»
Я его всячески поддерживал, когда он был председателем Верховного Совета СССР. Во времена его работы в Государственном комитете по делам строительства с ним практически никто не общался. А я всегда старался быть рядом. У нас были очень хорошие отношения.
Когда он стал президентом России, то предложил мне работу. Тогда было смутное время, постоянные митинги. Я еще в министерстве работал, но уже тогда решил вернуться на завод. Его предложение я даже не рассматривал.
– А с Леонидом Кучмой вы часто общаетесь. Насколько я знаю, он собирается лично приехать и поздравить вас с юбилеем.
Леонид Данилович, как и Виктор Степанович, мой друг. В первый срок его президентства мы очень тесно общались. А вот когда его переизбрали, связь временно потерялась.
Я его очень уважаю, ценю и считаю сильным человеком и руководителем. Он много сделал для Украины. Периодически мы созваниваемся, общаемся, приходим друг к другу на дни рождения. Я хорошо знаю его семью.
– Самый сложный период для вашего предприятия, видимо, был во время перестройки и президентства Михаила Горбачева?
Вместе с ним мы начинали много нового. Он пытался улучшить жизнь людей в Советском Союзе. Тогда одним из основных доходов страны была продажа нефти. Когда ее цена упала до $20 за баррель. В СССР настали смутные времена. Помню, как Горбачев одним росчерком пера все деньги, которые были на счету у нашего предприятия, а это более $20 млн, конфисковал и забрал на покрытие долга. Но тогда была такая ситуация. Если бы мы сейчас с ним встретились, нам было бы что вспомнить.